Записки офицера красной армии. Сергей песецкий записки офицера красной армии. Народного комиссара просвещения рсфср

Прошло много лет со времени моей службы в Группе Советских войск в Германии (ГСВГ)на территории ГДР, но многие страницы жизни настолько врезались в мою память, что они вспоминаются, как будто это было вчера. В этой службе было много хорошего, но были, к сожалению, эпизоды, которые легли тяжелым испытанием, и которые мне уж никогда не забыть.

В 1964 году я завершил свою службу секретаря комитета комсомола артиллерийской академии, в этом же году я закончил заочно экономический факультет Ленинградского государственного университета им. А.А. Жданова. Политическое управление Ленинградского военного округа предложило мне выехать на службу в ГСВГ.

В октябре 1964 года я прибыл в политотдел восьмой общевойсковой армии (бывшей 62 -ой Сталинградской армии, которой командовал генерал Чуйков Василий Иванович, защищая Сталинград). Штаб армии размещался недалеко от города Веймара в местечке Нора. Офицеры еще шутили: на вопрос - Где служишь?, отвечали: - В ГДР есть Нора, в той Норе - дыра, вот там и располагается штаб армии.

Поскольку я окончил университет с отличием, имел прекрасную аттестацию, то меня послали преподавателем политической экономии вечернего университета марксизма-ленинизма. К сожалению, в 1964 году я имел воинское звание капитан, а каждый офицер всегда мечтает об очередном воинском звании, для меня очередным воинским званием в 1965 году было звание майора.

Принял меня в политотделе армии первый заместитель начальника политического отдела полковник N . Он попросил меня рассказать о предыдущей службе, месте службы, моём семейном положении. Предупредил, что некоторые офицеры в ожидании приезда семьи к месту службы, заводят романы, начинают погуливать и что такие офицеры сразу отправляются обратно в Союз к старому месту службы. Я дал слово, что не отношусь к этой категории офицеров. Полковник сказал, что верит мне, и что моя служба в ГСВГ пойдет успешно. - Иван Иванович, -обратился он ко мне,- Вы -молодой офицер, Вам только исполнился 31 год, Вам через год нужно получать очередное воинское звание майора, а должность преподавателя вечернего университета - всего лишь, капитан. На эту должность мы назначаем офицеров в звании майора, которые в должности подполковника в 40 лет дослуживаются до пенсии. Вы - молодой, энергичный, грамотный офицер, и я Вам предлагаю послужить пропагандистом полка, получить очередное воинское звание майора, а потом мы Вас назначим преподавателем вечернего университета.

Конечно, полковник N лукавил. Прослужив два года и получив воинское звание майора, я обратился к нему с просьбой вернуть меня на должность преподавателя, и, естественно, получил отказ. - Молодые офицеры должны служить в полку, а преподавателями мы назначаем офицеров постарше, кому уже тяжеловато служить в полку,- ответил он мне.

К сожалению, судьба полковника N сложилась трагически. Он был назначен начальником Донецкого высшего политического училища связи, получил на этой должности воинское звание генерал-майора, даже был избран членом бюро Донецкого обкома партии, но попал в любовный капкан. Дело в том, что руководство училища использовало одну из трехкомнатных квартир в качестве гостиничного номера для командированных генералов из столицы. Но поскольку эти генералы были редкими гостями, то гостиничную квартиру полковник N, теперь уже генерал и начальник училища, иногда использовал для нелегальных встреч со своей хорошей знакомой.

Раскрыла эту тайну генерала жена одного из офицеров - подполковника, назначенного преподавателем училища в Донецк. У этого подполковника было двое детей, и он имел право на получение трехкомнатной квартиры. Ему объяснили, что трехкомнатной квартиры нет и предложили пожить пока в двухкомнатной. Подполковник согласился, а вот его жена отказалась от двухкомнатной квартиры и узнав про тайный трехкомнатный гостиничный номер, который в основном пустовал, сообщила об этом начальнику Главного политического управления и в ЦК КПСС.
Приехала комиссия из Москвы разбираться с этим фактом. Начальник училища генерал N был человеком честным, не стал отпираться от фактов, признал свою вину. На его вопрос к старшему проверяющему, что его ожидает, зам. начальника Главпура ответил, что, видимо, его уволят из армии и выведут из состава членов бюро Донецкого обкома партии.

Генерал N, ничего не нашел лучшего, как застрелиться, но почему-то не из пистолета, а из охотничьего ружья. Пуля прошла рядом с сердцем. Его освободили от должности и уволили в запас, дали ему квартиру в Ялте, но, к сожалению, рана оказалась смертельной и он через год умер. Таких примеров в ГСВГ было немало. Мое мнение, что так поступают те офицеры и генералы, которые дорожат своей честью. К сожалению, за время службы в ГСВГ я встречал немало офицеров и генералов, которые совершали бесчестные поступки и ничего, живут себе с потерянной честью. К их числу я могу отнести и бывшего Министра обороны России Сердюкова.

Завершив небольшое отступление, я возвращаюсь к основному повествованию о службе в восьмой армии.

Временно я получил назначение пропагандистом мотострелковой дивизии в Намбург. Кстати из этого города я часто в Санкт-Петербурге встречаю фуры, которые везут товары в наш город. Прибыв в штаб дивизии, я представился начальнику политотдела. Он мне дал задание организовать всю агитационно-массовую работу и подождать два-три дня, пока наберется несколько вновь прибывших офицеров, чтобы представить нас всех командиру дивизии. Из первой беседы командира соединения мне запомнился его наказ быть осторожным в знакомстве с местным населением, особенно женщинами, так как в городе были случаи, когда офицеры-холостяки знакомились с женщинами, подосланными из ФРГ с целью вербовки наших офицеров. Второе, что мне запомнилось из беседы с командиром дивизии, что в соединении офицеры трудятся без выходных, за что офицеры получают двойной оклад в немецких марках и советских рублях, которые финансовая часть оформляет на советские сберкнижки. Действительно, офицеры соединения всю неделю занимались по учебному плану, а в выходной день они выезжали на автодром и танкодром, где занимались вождение машин и танков.
В Намбурге я встретил старого знакомого по службе в артиллерийском полку Выборга капитана Галенкина. Он пригласил меня к себе в гости. Как водится по русскому обычаю, я пришел с бутылкой столичной. Мы выпивали и за рюмкой столичной вспоминали наших сослуживцев по Выборгу.

Я стал уже привыкать к службе в политическом отделе дивизии, как вдруг получил приказ из армии о переводе пропагандистом артиллерийского полка двадцатой дивизии, расположенном в городка Ляйсниге, находящемся недалеко от Лейпцига. Прибыв в военную комендатуру Лейпцига, я решил узнать, нет ли кого из штаба двадцатой дивизии. Мне повезло, в комендатуре находился командир двадцатой дивизии полковник Степаненко, и я представился ему прямо в комендатуре, попросив помочь добраться до штаба дивизии.

Штаб соединения дислоцировался тогда в районном городе Гриммы километров в тридцати от Лейпцига. За всю дорогу от Лейпцига до штаба дивизии командир соединения не смог найти нескольких слов для беседы со своим новым подчиненным. Это мне показалось довольно странным. Командир дивизии не смог найти ни одной темы для беседы с вновь назначенным и прибывшим из Союза офицером.
Эта странность затем объяснилась: он оказался довольно замкнутым человеком, не обладая достаточным педагогическим мастерством, его даже не интересовало, откуда прибывают офицеры в его соединение. Зато начальник артиллерии дивизии полковник Слипченко оказался весьма разговорчивым, а когда узнал, что я прибыл из артиллерийской академии Ленинграда, обрадовался моему назначению, стал расспрашивать о своих знакомых из академии, уже минут через тридцать позвонил в полк, чтобы за мной прислали машину. Часа через полтора, наконец, машина прибыла за мной, и часам к восьми вечера я был уже в артиллерийском полку.

Меня доставили на квартиру бывшего пропагандиста полка, который не дождался меня и уже уехал за сутки до меня в Дрезден, чтобы выехать в Союз. Поскольку моя семья находилась в Союзе, то мне одному было легко устроиться в предназначенной для пропагандиста полка квартире. Следует отметить, что квартиры офицеров и сержантов - контрактников располагались в двух домах на территории городской больницы, так что семьи офицеров жили бок о бок с гражданскими клиниками и мы были свидетелями, когда машины скорой помощи везли больных граждан города в эти больничные клиники.
В штабе полка уже ждали моего прибытия, так как начальник артиллерии дивизии давно позвонил в полк и добился, чтобы за мной выслали машину. Я доложил о своем прибытии командиру полка и его заместителю по политической части. Командир полка полковник Данилочкин Андрей Петрович сам только что прибыл в полк по замене, прибыл в ГСВГ из города Львова, из « железной дивизии». Эта дивизия была известна тем, что в годы гражданской войны
освобождала Симбирск, родину В.И.Ленина.

Андрей Петрович активный участник Великой Отечественной войны, был контужен в сражениях за Сталинград и слегка заикался. Его заместитель по политической части капитан Усанов Петр Дмитриевич, только два года как закончил военно-политическую академию с золотой медалью, имел такое же воинское звание капитана (как и я), до политической академии был комсомольским работником. Вот такое было соотношение: командир полка - полковник, участник войны, а его заместитель - в звании капитана. Конечно, «комиссару» в воинском звании капитана сложно было отстаивать свои взгляды перед боевым полковником.

Интересно отметить, что в этом полку я уже на второй день встретил своего однокашника по артиллерийскому училищу Юрия Теплякова. Юра занимал должность командира противотанковой батареи. Мы были очень рады нашей встрече через несколько лет после окончания училища, Юрий часто просил меня выступать перед личным составом своего подразделения.
Как-то батарею моего товарища отправили для участия в учении в другую дивизию, а меня отправили от штаба сопровождать батарею. Батарею погрузили в эшелон и отправили к месту учения по железной дороге. На следующий день Юрий обращается ко мне: - Иван Иванович, один из солдат самовольно оставил эшелон, поезд ушел без солдата, что делать? Отвечаю: - Юра, слезай с поезда, отправляйся на станцию, на которой отстал солдат, и прибудешь к месту назначения с подчиненным, а я буду командовать батареей вместо тебя до прибытия к месту назначения. Юрий Иванович обиделся на меня, но мою команду выполнил, сошел с поезда в поисках подчиненного. Кстати, таких случаев было немало, когда солдаты без разрешения офицера выходили из вагона и потом их приходилось разыскивать.

В полку я столкнулся с одним положительным для меня фактом -пропагандисты частей два раза в год перед зимним и летним периодом обучения выезжали на сборы идеологических работников в Потсдам, где в течение недели перед ними выступали лекторы из Москвы, секретари ЦК СЕПГ и даже посол СССР в ГДР Абросимов; обязательно выступал Главнокомандующий ГСВГ Маршал Советского Союза Якубовский (он в тот период занимал эту должность).
Про Маршала в группе войск ходило много рассказов, в том числе и о его крепком здоровье, позволявшем ему выпивать в обед до двух бутылок коньяка. Критикуя офицеров, не умеющих ограничивать себя употреблением спиртных напитков, он осудил двух старших офицеров - полковников, которые в ресторане Лейпцига позволили себе выпить лишнего и устроить там дебош. Вот как он комментировал поведение этих офицеров: - «Не умеешь пить - не пей, знай свою меру. Ну, выпил бутылку коньяка, осмотрись. Ну, выпил две и достаточно. Нет же, они выпили три бутылки и перепили. О проступке этих офицеров мне доложил письменно комендант Лейпцига. После чего эти два полковника прорвались ко мне на прием и доложили, что комендант пил с ними, а потом же об их проступке доложил мне, но не упомянул, что выпивал вместе с ними. Я этих двух офицеров наказал, а коменданта Лейпцига приказал уволить из армии за непорядочное поведение».

Членом Военного Совета ГСВГ бы генерал-полковник Васягин, начальник Леонида Ильича Брежнева по фронту. Интересно, когда я поступил в адъюнктуру Военно-политической академии на кафедру истории, то начальником военно-политической академии был генерал-полковник Васягин.

Вечером после трудового дня в Доме офицеров Потсдама проходили концерты лучших артистов театра и кино, специально приезжавших для выступления перед идеологическими работниками. Артисты были заинтересованы в поездках в группу войск, так как им хорошо оплачивали их выступления.

Мне запомнился один интересный эпизод во время сборов. В один из дней во время обеденного перерыва, когда офицеры стояли группами и обсуждали только что закончившееся выступление Маршала Якубовского, вбежала плачущая молодая женщина и, обращаясь к офицерам, твердила одну фразу на ломаном русском языке: - Моего мужа отправляют завтра в Союз. Кое-как нам удалось выяснить у девушки, что её жених, старшина-сверхсрочник играет в духовом оркестре дома офицеров и встречается с ней больше года. А это запрещалось в группе войск, не допускались браки наших офицеров с немками. Когда о таких встречах становилось известно командованию, то офицера или сержанта-контракника срочно отправляли в Союз. Видимо, знакомый немецкой девушки старшина, музыкант группового духового оркестра рассказал ей о решении командования отправить его в Союз и о том, что идут сборы в доме офицеров. Подсказал ей, что здесь будут выступать большие военные начальники, и ей нужно во что бы то ни стало встретиться с главнокомандующим или Членом военного совета. Плачущей девушке помогли сочувствующие офицеры пройти к Маршалу Якубовсому.

После перерыва на обед Член Военного Совета генерал-полковник Васягин, выступая перед офицерами, рассказал эту историю с немецкой девушкой, раскритиковал тех командиров, которые своими неумелыми поступками вносят раскол в советско-немецкую дружбу и отменил распоряжение командира, отправляющего жениха девушки в Союз.
Когда на следующем перерыве мы обсуждали это его выступление то пришли к выводу, что его речь была неискренней и рассчитана на широкую публику, особенно для немцев. Генерал-полковник Васягин был государственным и политическим деятелем и не мог поступать иначе.
В один из приездов на концерт в ГДР - ГСВГ прибыл Владимир Винокур. Он попал в серьезное ДТП, получил травму, но военные врачи армейского госпиталя его успешно вылечили. Об этом Винокур неоднократно делился со зрителями и давал высокую оценку военным врачам.

В перерывах между лекциями мы посещали прекрасный парк и дворец Сан Су Си, резиденцию прусских королей, прекрасные фонтаны парка. Парк с фонтанами похож на верхний парк фонтанов нашего Петродворца. В один из приездов в 1965 году нас из Потстдама повезли на экскурсию в Берлин, столицу ГДР. На границе Восточной и Западной части Берлина, там где по приказу властей ГДР была построена Берлинская стена, властями восточного Берлина была сооружена смотровая площадка, с которой экскурсанты могли смотреть на западную часть Берлина.

Вот на эту площадку весной 1965 года привезли и нас, идеологических работников ГСВГ для того, чтобы мы посмотрели на западный Берлин. Картина получилась интересная: советские офицеры с площадки смотрели на западную часть Берлина, а из западной части Берлина на такой же площадке смотрели на нас представители западного Берлина или капиталистического мира.

В период наших сборов в выходные дни мы посещали величественный памятник советским воинам, погибшим в битве за Берлин - Трептов парк, созданный гениальным советским архитектором Вучетичем и построенный трудом светских людей. Воспоминания о поездках в Потстдам на сборы идеологических работников остались в моей памяти навсегда.

Первый раз я поехал на такие сборы в Потсдам в декабре 1964 года. Когда же я вечером 28 декабря вернулся в полк и пришел в свою квартиру, к своей радости я встретил там свою жену и пятилетнего сына. Оказалось, когда я уехал на сборы, мне пришла телеграмма от жены: « Встречай, буду в Дрездене 27-го декабря ». Командир полка выслал в Дрезден машину ГАЗ-69, старшим машины назначили комсорга полка ст. лейтенанта Маслова. Моей жене повезло - уже в Бресте она села в вагон поезда Брест-Дрезден, в котором возвращался из отпуска начальник физической подготовки нашего полка капитан Залесов Михаил с женой и сыном. Ещё по пути в Дрезден Михаил рассказал моей жене все о нашей части и городке Ляйсниге, в котором нам предстояло жить в ближайшие годы.
28 декабря моя семья приехала в полк, а 30 декабря уже был назначен вечер офицеров полка с женами по случаю встречи Нового 1965 Года с танцами под духовой военный самодеятельный оркестр. К новогоднему вечернему столу команда охотников-офицеров из семи человек была командирована с ружьями за зайцами и какой-нибудь дичью.

Нужно отметить, что практически все офицеры имели ружья для охоты. Все офицеры, прибывающие в полк по замене, покупали у своего предшественника ружье, так как в Союз перевозить оружие запрещалось. Мне мой предшественник продал ружье шестнадцатого калибра, из которого я не сделал ни одного выстрела, так как охота мне не нравилась.
Зато мне нравилась рыбалка в немецких кооперативных прудах. Дело в том, что каждый сельскохозяйственный кооператив ГДР имел большой пруд, в котором разводили и выращивали карпов. Когда карпы набирали достаточный вес, кооператив вылавливал несколько десятков килограммов карпов и продавал их нашим воинским частям для добавления в офицерские продовольственные пайки. Все офицеры и сержанты-контрактники получали бесплатно продпаек.
Как-то в один из выходных дней наш командир полка и его заместитель по политической части убыли в штаб армии на конференцию.За командира остался мой земляк по Ленинграду подполковник Гедзенко, я же остался за заместителя по политической части. Часов в шесть вечера ко мне подходит старшина сверхсрочник и предлагает мне часика на два съездить на рыбалку. Он вооружил меня удочкой и всем необходимым для рыбалки, сам он тоже был хорошо экипирован. Я взял газ-69, и мы выехали в ближайший кооператив.

Машину мы спрятали в небольшом лесочке, а сами прошли к кооперативному пруду, в котором карпы были видны невооруженным глазом. Не успевали мы опустить удочку с крючком в воду, как буквально через пять минут огромный карп съедал нашу приманку и оказывался на крючке. Первый раз в жизни у меня была такая удачная рыбалка. Мы еле успевали вытаскивать нашу добычу. Уже через сорок минут в нашем ведре было около двух десятков крупных карпов.

Старшина скрыл от меня, что в кооперативных прудах наше командование категорически запрещало офицерам рыбную ловлю. Немцы хорошо ухаживали за рыбным хозяйством, так как оно приносило им хороший доход. Члены сельскохозяйственного кооператива тщательно оберегали пруды от браконьерства не только нашими офицерами, но и членами кооператива.

Когда же немцы видели, что наши офицеры приезжали к пруду ловить рыбу, они фотографировали наши военные машины, особенно старались сфотографировать номер машины, и затем эти фотографии передавали в советскую комендатуру или командованию части для разборки. Поэтому браконьеры на время рыбалки снимали номер машины и ставили на его место фальшивый номер, да и на рыбалку старались ездить не в свой, а соседний район.

Что касается охоты, то мне хочется отметить большое количество дичи: зайцы, козы, кабаны и птицы на территории ГДР. Немецкая полиция запрещала охоту гражданам ГДР, даже их охотничьи ружья хранились в полиции. Зато советские офицеры выходили на охоту очень часто. Нужно было получить разрешение у командира полка, затем идти к немецкому егерю, который сопровождал наших охотников. За это мы платили егерю рыбными консервами, которые получали в продовольственном пайке и которые не пользовались спросом у наших членов семьи. Эти консервы мы передавали немецким гражданам за различные услуги.

Глава 2
Командир полка, особенности его деятельности в группе войск.

Удаленность соединений и частей от Союза, бесконтрольность деятельности командиров соединений и частей со стороны партийных и советских органов Союза позволяло некоторым командирам довольно вольно понимать единоначалие. Скажем просто, то, что не позволил бы себе командир соединения или командир части в Союзе, то они позволяли себе в группе войск. Я приведу лишь несколько примеров, которые ярче всего покажут бесконтрольность служебной деятельности некоторых командиров.

Я уже упоминал фамилию командира дивизии Степаненко. В марте 1967 года в Москве прошел пленум ЦК КПСС по сельскому хозяйству.Моя задача, как пропагандиста полка, была отразить решения Пленума по укреплению сельского хозяйства в наглядной агитации. По моему эскизу художник полка в наглядной форме показал решения пленума ЦК КПСС по развитию животноводства, зернового хозяйства страны.

Но вот приезжает в полк командир дивизии и с подчиненными офицерами обходит помещения полка. Заходит в кабинет политического просвещения, осматривает наглядную агитацию, видит наглядную картину решения пленума ЦК КПСС по сельскому хозяйству - на картине художник красочно изобразил развитие животноводства: коров, свиней, поля пшеницы. Командир дивизии обращается ко мне: - Товарищ майор, что это на картине? Объясняю: - Был Пленум ЦК КПСС и Правительства, рассматривали вопросы развития сельского хозяйства. Ответ командира дивизии: -Мало ли, где что болтают. Ты должен рисовать танки, пушки самолеты. Командир полка молчит, его заместитель по политической части молчит. Я тоже не знаю, что сказать, молчу. Понятно, что в Союзе командир дивизии вряд ли бы мог сказать, что на Пленуме ЦК КПСС что-то болтают. Старшее поколение меня поймет, что в то время, когда партия была наш рулевой, вряд ли бы командир любого ранга мог сказать такое. Он или, как минимум получил бы за свою аполитичность выговор по партийной линии, или был бы снят с должности. В же группе войск, расположенной далеко от Союза, все проходило спокойно.

Могу привести еще один пример, который покажет не только аполитичность этого командира, но и его бездушие и аморальность. Выступая на партактиве соединения, он говорит: - Ночью мне командир полка звонит: «Товарищ генерал, у нас ночью произошло ЧП: повесился солдат». Ответ: - Ну и что такого. В соединении положено, что бы несколько человек в год стрелялось, вешалось, тонуло.- Как вы оцените этот поступок? Я здесь не оцениваю его способности оперативно- тактического характера, это оценивают старшие начальники. А вот морально-политические качества этого командира я оцениваю невысоко.

Вместе с тем я хотел бы отметить характер и поступки нашего командира полка Данилочкина Андрея Петровича, боевого офицера, активного участника Великой Отечественной войны. Для более глубокого раскрытия его характера и поступков приведу сначала строки М.Ю. Лермонтова об офицерах войны 1812 года.
«Полковник наш рожден был хватом: слуга царю, отец солдатом, да жаль его, сражен булатом, он спит в земле сырой». М.Ю. Лермонтов во-первых, оценивает полковника как слугу царю, т.е. как слугу своего Отечества, верного присяге и воинскому долгу. И, во-вторых, поэт оценивает моральные качества командира. Что значить отец солдатам? Командир проявляет заботу о питании и отдыхе солдата, о состоянии его оружия и обмундирования. В первую очередь командир должен заботиться о своих подчиненных, а потом уже о себе. Почему М.И.Кутузова так любили в армии офицеры и солдаты? Потому что видели в нем храброго, заботливого и талантливого военного начальника. Примеров талантливых, храбрых, заботливых командиров можно приводить очень много. И вот на их фоне мне хочется показать командиров, которые не обладали этими качествами.

Наш командир полка полковник Данилочкин А.П. как раз не отличался заботливым и уважительным отношением к подчиненным. В армии большую роль играет крепкая воинская дисциплина. -Без дисциплины армия превращается в сброд»- писал В.И. Ленин. Все с этим согласны.
Только методы укрепления дисциплины бывают разными. Есть методы убеждения, разъяснения, большую роль играет индивидуальная работа с подчиненными. И если методы убеждения не помогают, командиры применяют меры принуждения, предусмотренные дисциплинарным уставом Вооружённых Сил.

Приведу несколько примеров применения командиром полка недозволенных методов наказания солдат.

В группе войск солдаты получали лишь семь марок для покупки предметов личного туалета. Поэтому солдаты использовали разные формы и методы пополнить свой бюджет. В ГДР очень высоко ценился советский бензин, которым заправлялись машины. Если наша военная транспортная машина ехала без сопровождения офицера, и на дороге встречалась немецкая машина, то немецкий водитель не терялся и просил нашего водителя продать ему несколько литров, а по возможности и канистру бензина. Конечно, наш водитель тут же соглашался, т.к. по прибытии машины в парк наличие бензина у него не проверялось, и сливал из своего бака часть бензина немцу, получая за это немецкие марки. Теперь наш водитель был с деньгами и, на которые он чаще всего хорошо выпивал.
Чем же заканчивалась эта история, если солдат попадался офицеру подразделения? Я был свидетелем финиша такой истории. Командир полка сажает неудачного водителя на бетонную гауптвахту, где всегда было холодно. Узник кричит: - Полковник, ты фашист, отпусти сейчас же меня! - Командир полка дежурному по полку: - Капитан, охлади этого бездельника ведром холодной воды, чтобы не кричал. Приказ выполняется. Я говорю командиру: - Андрей Петрович, у Вас же сын такого же возраста, ведь в холодной камере солдат может получить пневмонию. А если это был бы ваш сын?

Я мог так разговаривать с командиром, так как был секретарем партийной организации управления полка, и нам приходилось часто по тем или иным вопросам беседовать. Ответ командира мне: - Товарищ майор, ты же секретарь партийной организации, и что мне прикажешь делать? Может быть, поощрять таких солдат, которые воруют бензин и напиваются пьяными?

Дальше, думаю, нет смысла приводить наш диалог. Кстати, здесь следует заметить, что сам командир выпивал сверх нормы. Это видели и знали и офицеры, и солдаты полка.
Приведу еще один пример жесткого, если не сказать больше, обращения командира с нарушителями дисциплины. Одному такому продавцу бензина командир назначил уничижительное наказание: приказал засыпать две канистры от бензина песком и залить их водой, чтобы они были тяжелыми. Когда же батарея шла в столовую, провинившийся солдат шел с двумя канистрами с песком впереди строя.

В заключение характеристики командира части приведу еще один пример, свидетелем и исполнителем которого был заместитель командира полка подполковник Михалкин Владимир Михайлович, в будущем начальник ракетных войск и артиллерии сухопутных войск, Маршал артиллерии.
Во многих частях группы войск солдаты при всяком удобном случае украсть сигнальные ракеты, особенно это удавалось при проведении учений и хранить их в удобном месте до тех пор, пока в один прекрасный день будет при построении части объявлен приказ Министра обороны СССР о демобилизации. После объявления приказа сразу несколько солдат из укромного места выпускали припрятанные для этого дня сигнальные ракеты.

Так было и в один из вечеров. Я был дежурным по полку. Командир полка перед строем объявил приказ Министра обороны СССР о демобилизации отслужившим свой срок солдатам, затем долго объяснял составу, почему нельзя стрелять сигнальными ракетами в городе, что горящая ракета может попасть в дом, возникнет пожар и потом нам будет трудно объяснять поведение советских воинов и выплатить за сгоревший дом. После объяснения командир дал команду разойтись. Сразу же из строя первого дивизиона взлетели несколько сигнальных ракет. Командир полка обратился к дежурному по полку, кем в эти сутки был я: - Какой дивизион запустил сигнальные ракеты? - Первый дивизион,- ответил я.

Последовала команда командира полка: - Построить первый дивизион. Подполковник Михалкин, подойдите к дивизиону. Полковник Данилочкин зачитал приказ дивизиону: « В тридцати километрах от города противник прорвал оборону и движется к городу. Первому дивизиону немедленно выдвинуться на исходный рубеж в пятнадцати километрах от города и приготовиться к отражению наступления противника. Тягачи орудий вышли из строя, приказываю выкатить орудия вручную. Руководителем учения назначаю подполковника Михалкина Владимира Михайловича. Утром дивизион начнет учебный день по расписанию рабочего дня. Выполняйте приказ». Все другие дивизионы он оставил действовать по распорядку дня, т.е. для них был отбой.

Я думаю, Маршал артиллерии Михалкин В.М. не раз вспоминал этот день. Да и солдатам, которые не дали своим товарищам отдыхать, досталось от товарищей за необходимость «отражать наступление противника».

Я постарался показать отдельные зарисовки службы и быта наших офицеров в группе советских войск в Германии. Многие читатели, теперь уже бывшие солдаты и офицеры, которым пришлось служить в ГСВГ, вспомнят вместе со мной свою боевую молодость и скажут: – Да, были и мы там и внесли частицу своего труда в укрепление обороноспособности нашего государства.

С уважением к своим читателям, пропагандист 944 артиллерийского гвардейского полка 20 гвардейской дивизии 8 гвардейской армии полковник в отставке И.Краснов

Олег Ивановский

Записки офицера «СМЕРШа»

В походах и рейдах гвардейского кавалерийского полка. 1941-1945

Говорят, статистики подсчитали, что нам, родившимся в 1920, 1921, 1922 годах, не повезло. Очень многих взяла война. Остались в живых трое из ста. Может быть, это и так. Наверное, очень счастливым может считать себя человек вот из этих самых троих. Да, судьба подарила мне это счастье.

У каждого немало пожившего и повидавшего на своем веку человека, наверное, постепенно накапливаются документы, письма, фотографии, одним словом, то, что становится личным архивом. За повседневной суетой редко находится время полистать пожелтевшие листки, вспомнить вехи прошедшей жизни. Но уж если доберешься, то словно фантастическая машина времени подхватит и понесет вспять.

Да, был 1940 год. Мне было восемнадцать лет. Западная граница… Война… Месяцы страшного отступления, гибель товарищей, все новые и новые бои и так мало надежды остаться в живых.

Разве мог я предположить, что судьба подарит мне жизнь в те страшные, кровавые годы, подарит ПОБЕДУ, в которую верили и до которой страстно хотелось дожить? Судьба подарила мне не только жизнь, подарила мне Красную площадь в Москве в день Парада Победы, и рядом были боевые друзья…

Судьба подарила мне, демобилизованному, ставшему инвалидом, счастье почти пятнадцать лет работать в коллективе, которым руководил легендарный Сергей Павлович Королев. Стать вместе со своими сверстниками, вернувшимися с войны, и ветеранами ракетной техники участником создания ракетного щита нашей Родины, первых в мире космических аппаратов, подготовки первого полета человека в космическое пространство, последнему пожать руку Юрию Гагарину уже на старте перед его взлетом в Историю, участвовать в создании первых автоматических межпланетных станций «Луна»…

Потом, и уже в течение сорока лет, работать в коллективе, созданном еще до войны замечательным конструктором и ученым авиационной и ракетной техники - Семеном Алексеевичем Лавочкиным. С 1965 года коллектив лавочкинцев возглавил преемник Королева в создании автоматических космических станций Георгий Николаевич Бабакин.

В этой же книге я хочу написать о своей юности, о четырех годах войны, о службе в пограничных войсках, в военной контрразведке «Смерш», о которой в последние годы появилось немало мифов.

ТАЙНИНКА

О себе, довоенном, очень кратко… Я москвич, родился в 1922 году. Детство и юность прошли в поселке Тайнинка, что близ Мытищ. Там в начале 1920-х годов организовался кооперативный поселок с созвучным эпохе названием «Пролетарий». То были деревянные двух-и одноэтажные дома, естественно, без водопровода и канализации, вначале, как смутно помню, и без электричества. Наш дом, деревянный, двухквартирный, стоял в конце улицы, поименованной Октябрьским проспектом. Мы занимали половину домика - трехкомнатную квартиру.

При доме был участок земли, что-то около шести соток, половиной владели мы. Так что у нас был огород, две вишни, яблоня и груша, был сарай и навес для дров. За водой ходили на колодец метров за двести. Так что ведер с водой и в детстве и в юности мне пришлось перетаскать достаточно, равно как перепилить и переколоть дров и перекопать земли под грядки. Детские годы… чем они запомнились больше всего? Еще до школы, а значит, лет с пяти? Прежде всего, конечно, играми и игрушками: детство "есть детство! Во мне кипело предпринимательство в части: «Чем себя занять?» Хотелось что-нибудь придумывать, изобретать, сооружать, мастерить, играть. Насколько я помню, любимой игрушкой, нет, скорее игрой, был металлический «конструктор». Он в те далекие годы именовался, по-моему, «Мекано».

В красивой коробке был набор металлических «дырчатых» пластинок, колесиков, болтиков, гаек и альбом с рисунками моделей и «спецификацией» - чего и сколько надо взять из коробки и использовать при сборке той или иной конструкции.

Но сборка моделей тележек, грузовиков, подъемных кранов по готовым рецептам меня почему-то не очень привлекала. Конструировал больше сам. Но для этого приходилось «модернизировать» некоторые детали - изгибать их или укорачивать. Скажу прямо: подобная инициатива далеко не всегда находила положительную поддержку у отца и матери: «Не бережешь дорогую вещь!» Но тем не менее желание что-то изобретать меня влекло с раннего детства. Что-то я обязательно мастерил.

В какой-то мере этому способствовало то, что мой отец, окончивший три курса Высшего технического училища (теперь знаменитой Бауманки), помимо этого был прекрасным столяром-краснодеревщиком, попутно мог быть и слесарем, и стекольщиком, и маляром… Одним словом, был мастером на все руки. С кого же другого было пример брать? А мама… У нее было очень плохо-с глазами, и на ней были все заботы по домашнему хозяйству. Кстати, я был поздним ребенком, отцу в то время было уже далеко за пятьдесят, маме за сорок…

По отцовской линии мои предки - обрусевшие поляки. Со стороны мамы моя бабушка Анастасия Константиновна - русская, а дед - финн Густав Густав-сон…

…1934 год. Мне двенадцать лет. Был ли тогда в нашей стране, да, пожалуй, не только в нашей, кто-то равнодушным к челюскинской эпопее, героизму наших летчиков Ляпидевского, Леваневского, Молокова, Каманина, Слепнева, Водопьянова, Доронина?..

Конечно, и мы, ребята, не могли пройти мимо этого события, мы тоже стали «челюскинцами» и «героями летчиками». При «самораспределении» семерки героев-летчиков, кто кем будет, я стал Каманиным, сосед Сережа Семковский - Ляпидевским, а живущий через дорогу Толька Уваров - Молоковым.

А сколько было восторга, когда на железнодорожной насыпи мы провожали взглядами курьерский поезд, мчавшийся в Москву со спасенными челюскинцами, и до хрипоты спорили, кто кого узнал в промелькнувших окнах вагонов. Каждый видел, конечно, своего героя.

1937 год. Чкалов, Байдуков, Беляков - их перелёт через Северный полюс, полет Расковой, Гризодубовой, Осипенко… Разве перечислишь все героические свершения тех лет, которые не могли не будоражить ребячье сознание и не закладываться глубоко в тайники мозговых извилин.

Не обошел и меня интерес к авиации. Наше поколение прекрасно помнит, сколько эмоций вызывали проводившиеся в Тушине Дни авиации. Еще с 1935 года 18 августа в Тушино, в Щукино на берега Москвы-реки ехали на трамваях, автобусах, поездах тысячи москвичей, да и не только москвичей, смотреть парад авиационной техники, полеты планеристов, прыжки парашютистов.

Для многих из нас это был, пожалуй, самый впечатляющий праздник тех лет. После показательных полетов с сумасшедшими скоростями (350 километров в час!) новейших в те годы самолетов - истребителей, спортивной авиации - ждали финала. Праздник традиционно заканчивался демонстрацией налета наших бомбардировщиков на железнодорожный узел «противника», макет которого сооружался в поле, вдалеке от зрителей. Взрывы «бомб», клубы черного дыма над развалинами фанерных строений казались совсем натуральными. «Боевые» действия наших летчиков вызывали в толпах зрителей бурю восторга. Иных бомбежек мы тогда представить себе не могли…

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Видно, электронный лучик воздействовал своим отражением.

Но вот послышался щелчок, погас экран, распахнулись глазницы окон, вспыхнули сто свечей люстр:

– Доклад окончен!

Разгром собственной армии – блистательная речь!

Минуту царило оцепенение.

– Если вопросов нет, можно приниматься за дело! – подвел итог Сердюков.

В холле все, точно очнувшись, опасливо зашептались:

– За год выгнать на улицу триста тысяч?.. Это же большевизм!

– Да в своем ли они уме?

В глазах – остатки надежды, ложь, цинизм, припрятанное честолюбие и всегда чуть грустный талант.

Талант был только у одного. Он стоял у окна.

Но кадровику нельзя к нему подходить, нельзя о нем говорить, нельзя показывать на него пальцем. Покажешь – подрастающие мастодонты его тут же затопчут.

Василевский подвел итог:

– Если это начало конца, пора зачехлять, Дима, шашку.

– Не рано?

– Лучше на год раньше, чем на секунду позже. Не хочу унижений. Я ж понимаю: торгашеское племя у власти. Им нужна другая армия, Дима. После грузинской войны они звериным нюхом учуяли: советской выделки офицер защищать их не хочет. Он стал опасен. Они его боятся.

А может и прав.

Стоило в субботу приехать пораньше, как с порога вопрошала Лора:

– Ну… как дела? Что нового?

– Все о’кей!

Но ведь зеркалу так не скажешь. Оно же видит, как, выдергивая седой волосок из виска, шепчут губы: а не пора ли, действительно, зачехляться?

– А на что будем жить? – заметила бесхитростно Лора. – На твою пенсию?

И тоже права: жену нужно кормить. Даже когда она перестает имитировать, что по-прежнему тебя любит. Даже когда перестает симулировать и уже не скрывает, что ты ей просто осточертел до коликов в правой почке. Так что сиди, Эфиоп, не стони. Сиди, пока не поперли. Или летай. Макаров на Кавказ – и ты вместе с ним. Салон теплый, уютно. Он на трибуну – и ты вслед за ним. Он акварелью новый облик рисует, а ты можешь прописать кое-какие детальки в масле. Доклад всегда в папке, слайды на диске. Подошел к микрофону – через минуту зал успокоился.

Ты же видишь: Макарову приятно иметь под рукой такого, как ты.

Ведь перед командировкой на Тихоокеанский флот снова не забыл позвонить:

– Конечно, товарищ начальник Генштаба. С удовольствием!

И ты летишь, все чаще говоря себе, когда самолет вздрагивает, проваливаясь в воздушную яму: «Как бы хорошо все устроилось, если бы сейчас гробанулись!». Но самолет выравнивается, потом выпускает шасси. Тебя встречают как почетного гостя и сразу тащат к столу. А потом – обязательно к мемориалу героев. Пока Макаров что-то с листочка читает, можешь и оглядеться. Ничего русского уже нет – вокруг одни японские джипы. И приехали к мемориалу мы на них. У «стенки» – все тот же печальный «Варяг», еще пара суденышек. Честь отдали, плечиками от холода передернули и – опять в зал, на трибуну: разъяснять, что такое «облик» – и почему он «новый». Побренчал, успокоил – и можешь с важным лицом возвращаться в президиум. Сиди и слушай. А можешь не слушать. Проверено триста раз: мельканье картинок отвлекает от слов. Вот вам квартиры, казармы, новые корпуса академий в стиле хай-тек. А вот и намытый остров в бухте рядом с Кронштадтом – все для вас, для любимейших морячков. Не академия – город, где есть все: от детсадов до причалов для подлодок и яхт; ночные клубы, парки, торговые центры, отели для будущих флотоводцев. Ну и, конечно, Андреевский флаг, трепещущий на вознесшемся к небу шпиле от балтийского бриза. Все в одном месте – не надо никуда ездить.

Намываем остров и – строим.

Арабские Эмираты: «Пальма Джумейра» да и только!

– А что с остальными училищами?

– Сокращаем, – ответил Макаров, – а территории продаем!

Вовсе нет – логично и экономно.

Красноречивее молчания зала только кладбищенская тишина. Или – какой-нибудь старческий голос из первого ряда:

– Все это хорошо, и академия на картинке красивая. Только вот вопрос: когда новые корабли будете строить?

Ну, батенька, размечтался: кто ж тебе будет отвечать на такие вопросы? Для такой ситуации у нас предусмотрен замечательный ход, начинающийся с улыбки нового командующего всего Тихоокеанаского флота:

– Товарищи, начальник Генштаба спешит! В шестнадцать часов он выходит на подводном ракетоносце в море!

Про то, что куда-то «выходим», я слышу впервые. Но если надо, то почему бы не выйти. Экскурсия так экскурсия: край экзотический – есть на что посмотреть. Посидим в кают-компании, пообщаемся, отведаем макароны по-флотски. Заодно и сказки доскажем.

И вышли бы в назначенный срок, если б в Вилючинске дорогу кортежу не преградили разгневанные бабенки. Одна, самая грудастая, самая бойкая, не очень-то стеснялась золоченых погон. Выражений не выбирала:

– Вы зайдите ко мне! Приглашаю в гости! Поглядите, в каком говне живут ваши героические морячки! У нас моча по стенам течет. Муж сбегает из дома на свою сраную лодку, потому что для него «Зеленоград» – отель! Пятизвездочный по сравнению с нашей квартирой!

Ее было не остановить.

Оставалось дождаться, когда иссякнет запас воздуха в легких.

Лучше ретироваться, задраив наглухо люки того же «Зеленограда».

Буксиры тут же оттолкнули лодку от «стенки».

Только путешествие на этом древнем горбатом чудовище с поскучневшим Макаровым на «экскурсию» как-то походило не очень.

Явно не экскурсия.

Морской поход?

– Мы куда ползем-то? – спрашиваю командира.

Спрашиваю очень тихо: Макаров-то в рубке.

– В океан. Выходим из бухты и сразу ныряем.

– А задача?

– Сказал, что хочет подойти к Курильской гряде.

Память услужливо прошептала: там где-то на дне обломки сбитого корейского «Боинга». Рыбки, наверное, внутри уже обжились, икру мечут, растут, размножаются. Крабики ползают, обмотку проводов дожирают.

К чему прошлое ворошить, зачем рыбок тревожить?

– Не туда ли идем? – снова спрашиваю командира.

– Как угадали?

Можно ответить: случайно.

С чего началось – тем и заканчивается. Но разве всю свою жизнь за минуту расскажешь?

Да и зачем?

Если вспомнить седого полковника, Сан Саныча, готовившего тогда для маршала Огаркова пресс-конференцию, если б он был еще жив, он бы, наверно сказал: «Финал у тебя, Эфиоп, получился эффектный – даже в Карибский кризис было пожиже!».

Чертежник, которого он назвал Игорьком, тогда еще произнес о репортерше из «Times»: «Если б знал английский язык, я б ее трахнул!».

Сбылись ли мечты майора?..

Ветер усиливался.

Волна, соленые брызги в лицо. «Титаник». Ди Каприо в меховой куртке с шильдиком над карманом: «Генерал-лейтенант Полетаев». Оставалось только, как в фильме, расставить руки навстречу ветру и петь от счастья: жизнь удалась – я уходил в Великий океан на старом, умирающем корабле вместе с начальником генерального штаба умирающей армии.

Список исторических деятелей, упомянутых в книге

На страницах книги немало известных фамилий. Люди разные: талантливые, тщеславные, лицемерные, алчные. Их не выбросить из новейшей истории, если хотя бы раз упомянуть имя – русский Генштаб. Об этом хотелось бы предупредить читателя, а заодно и помочь отделить вымышленных персонажей от реальных исторических лиц. Даты, когда они возглавляли Министерство обороны или Генеральный штаб, обозначены в скобках.

Министры обороны СССР и Российской Федерации

Маршал Советского Союза Дмитрий Федорович Устинов (1976–1984).

Маршал Советского Союза Сергей Леонидович Соколов (1984–1987). Снят с должности после приземления на Красную площадь самолета Матиаса Руста.

Маршал Советского Союза Дмитрий Тимофеевич Язов (1987–1991). Снят с должности и арестован в августе 1991 года.

Маршал авиации Евгений Иванович Шапошников (август – декабрь 1991).

Генерал армии Павел Сергеевич Грачев (1992–1996).

Генерал армии Игорь Николаевич Родионов (1996–1997). «Элитный генерал» – так при назначении назвал его Ельцин. Спустя полгода от должности отстранен.

Маршал Российской Федерации Игорь Дмитриевич Сергеев (1997–2001).

Сергей Борисович Иванов (2001–2007).

Анатолий Эдуардович Сердюков (2007–2012).

Начальники Генерального штаба

Маршал Советского Союза Николай Васильевич Огарков (1977–1984).

Маршал Советского Союза Сергей Федорович Ахромеев (1984–1988). По официальной версии покончил жизнь самоубийством.

Генерал армии Михаил Алексеевич Моисеев (1988–1991). После провала ГКЧП и ареста маршала Язова уволен из армии.

Генерал армии Владимир Николаевич Лобов (август – декабрь 1991).

Генерал армии Виктор Николаевич Самсонов. Возглавлял Генштаб дважды (декабрь – февраль 1991, октябрь 1996 – май 1997).

Генерал армии Виктор Петрович Дубынин (1991–1992).

Генерал армии Михаил Петрович Колесников (1992–1996).

Генерал армии Анатолий Васильевич Квашнин (1997–2004).

Генерал армии Юрий Николаевич Балуевский (2004–2008).

Генерал армии Николай Егорович Макаров (2008–2012).

Олег Ивановский Записки офицера «СМЕРШа» В походах и рейдах гвардейского кавалерийского полка. 1941-1945

Олег Ивановский

Воспоминания О.Г.Ивановского - одна из редких книг, написанных офицерами советской военной контрразведки «Смерш». Автор откровенно пишет об отношении в войсках к чекистам-смершевцам, о методах оперативной работы военной контрразведки в ее начальном звене, о боях, походах и рейдах кавалерийского полка, в которых был активным участником.

Говорят, статистики подсчитали, что нам, родившимся в 1920, 1921, 1922 годах, не повезло. Очень многих взяла война. Остались в живых трое из ста. Может быть, это и так. Наверное, очень счастливым может считать себя человек вот из этих самых троих. Да, судьба подарила мне это счастье.

У каждого немало пожившего и повидавшего на своем веку человека, наверное, постепенно накапливаются документы, письма, фотографии, одним словом, то, что становится личным архивом. За повседневной суетой редко находится время полистать пожелтевшие листки, вспомнить вехи прошедшей жизни. Но уж если доберешься, то словно фантастическая машина времени подхватит и понесет вспять.

Да, был 1940 год. Мне было восемнадцать лет. Западная граница… Война… Месяцы страшного отступления, гибель товарищей, все новые и новые бои и так мало надежды остаться в живых.

Разве мог я предположить, что судьба подарит мне жизнь в те страшные, кровавые годы, подарит ПОБЕДУ, в которую верили и до которой страстно хотелось дожить? Судьба подарила мне не только жизнь, подарила мне Красную площадь в Москве в день Парада Победы, и рядом были боевые друзья…

Судьба подарила мне, демобилизованному, ставшему инвалидом, счастье почти пятнадцать лет работать в коллективе, которым руководил легендарный Сергей Павлович Королев. Стать вместе со своими сверстниками, вернувшимися с войны, и ветеранами ракетной техники участником создания ракетного щита нашей Родины, первых в мире космических аппаратов, подготовки первого полета человека в космическое пространство, последнему пожать руку Юрию Гагарину уже на старте перед его взлетом в Историю, участвовать в создании первых автоматических межпланетных станций «Луна»…

Потом, и уже в течение сорока лет, работать в коллективе, созданном еще до войны замечательным конструктором и ученым авиационной и ракетной техники - Семеном Алексеевичем Лавочкиным. С 1965 года коллектив лавочкинцев возглавил преемник Королева в создании автоматических космических станций Георгий Николаевич Бабакин.

В этой же книге я хочу написать о своей юности, о четырех годах войны, о службе в пограничных войсках, в военной контрразведке «Смерш», о которой в последние годы появилось немало мифов.

Глава 1 ТАЙНИНКА

О себе, довоенном, очень кратко… Я москвич, родился в 1922 году. Детство и юность прошли в поселке Тайнинка, что близ Мытищ. Там в начале 1920-х годов организовался кооперативный поселок с созвучным эпохе названием «Пролетарий». То были деревянные двух-и одноэтажные дома, естественно, без водопровода и канализации, вначале, как смутно помню, и без электричества. Наш дом, деревянный, двухквартирный, стоял в конце улицы, поименованной Октябрьским проспектом. Мы занимали половину домика - трехкомнатную квартиру.

При доме был участок земли, что-то около шести соток, половиной владели мы. Так что у нас был огород, две вишни, яблоня и груша, был сарай и навес для дров. За водой ходили на колодец метров за двести. Так что ведер с водой и в детстве и в юности мне пришлось перетаскать достаточно, равно как перепилить и переколоть дров и перекопать земли под грядки. Детские годы… чем они запомнились больше всего? Еще до школы, а значит, лет с пяти? Прежде всего, конечно, играми и игрушками: детство "есть детство! Во мне кипело предпринимательство в части: «Чем себя занять?» Хотелось что-нибудь придумывать, изобретать, сооружать, мастерить, играть. Насколько я помню, любимой игрушкой, нет, скорее игрой, был металлический «конструктор». Он в те далекие годы именовался, по-моему, «Мекано».

В красивой коробке был набор металлических «дырчатых» пластинок, колесиков, болтиков, гаек и альбом с рисунками моделей и «спецификацией» - чего и сколько надо взять из коробки и использовать при сборке той или иной конструкции.

Но сборка моделей тележек, грузовиков, подъемных кранов по готовым рецептам меня почему-то не очень привлекала. Конструировал больше сам. Но для этого приходилось «модернизировать» некоторые детали - изгибать их или укорачивать. Скажу прямо: подобная инициатива далеко не всегда находила положительную поддержку у отца и матери: «Не бережешь дорогую вещь!» Но тем не менее желание что-то изобретать меня влекло с раннего детства. Что-то я обязательно мастерил.

В какой-то мере этому способствовало то, что мой отец, окончивший три курса Высшего технического училища (теперь знаменитой Бауманки), помимо этого был прекрасным столяром-краснодеревщиком, попутно мог быть и слесарем, и стекольщиком, и маляром… Одним словом, был мастером на все руки. С кого же другого было пример брать? А мама… У нее было очень плохо-с глазами, и на ней были все заботы по домашнему хозяйству. Кстати, я был поздним ребенком, отцу в то время было уже далеко за пятьдесят, маме за сорок…

По отцовской линии мои предки - обрусевшие поляки. Со стороны мамы моя бабушка Анастасия Константиновна - русская, а дед - финн Густав Густав-сон…

…1934 год. Мне двенадцать лет. Был ли тогда в нашей стране, да, пожалуй, не только в нашей, кто-то равнодушным к челюскинской эпопее, героизму наших летчиков Ляпидевского, Леваневского, Молокова, Каманина, Слепнева, Водопьянова, Доронина?..

Конечно, и мы, ребята, не могли пройти мимо этого события, мы тоже стали «челюскинцами» и «героями летчиками». При «самораспределении» семерки героев-летчиков, кто кем будет, я стал Каманиным, сосед Сережа Семковский - Ляпидевским, а живущий через дорогу Толька Уваров - Молоковым.

А сколько было восторга, когда на железнодорожной насыпи мы провожали взглядами курьерский поезд, мчавшийся в Москву со спасенными челюскинцами, и до хрипоты спорили, кто кого узнал в промелькнувших окнах вагонов. Каждый видел, конечно, своего героя.

1937 год. Чкалов, Байдуков, Беляков - их перелёт через Северный полюс, полет Расковой, Гризодубовой, Осипенко… Разве перечислишь все героические свершения тех лет, которые не могли не будоражить ребячье сознание и не закладываться глубоко в тайники мозговых извилин.

Не обошел и меня интерес к авиации. Наше поколение прекрасно помнит, сколько эмоций вызывали проводившиеся в Тушине Дни авиации. Еще с 1935 года 18 августа в Тушино, в Щукино на берега Москвы-реки ехали на трамваях, автобусах, поездах тысячи москвичей, да и не только москвичей, смотреть парад авиационной техники, полеты планеристов, прыжки парашютистов.

Для многих из нас это был, пожалуй, самый впечатляющий праздник тех лет. После показательных полетов с сумасшедшими скоростями (350 километров в час!) новейших в те годы самолетов - истребителей, спортивной авиации - ждали финала. Праздник традиционно заканчивался демонстрацией налета наших бомбардировщиков на железнодорожный узел «противника», макет которого сооружался в поле, вдалеке от зрителей. Взрывы «бомб», клубы черного дыма над развалинами фанерных строений казались совсем натуральными. «Боевые» действия наших летчиков вызывали в толпах зрителей бурю восторга. Иных бомбежек мы тогда представить себе не могли…

Вслед за этим в небе появлялись четырехмоторные АНТ-6, с которых сыпались вниз парашютисты. Воздушный десант!

До шестого класса я учился в Тайнинке, а потом в московской школе имени Радищева, что находилась на улице Радио против известного института ЦАГИ. Школу опекал сам нарком просвещения А.С. Бубнов.

Я не собираюсь описывать годы учебы, мы занимались, наверное, так же, как и в других школах. Но нельзя не вспомнить, что в школе были прекрасно оборудованные кабинеты физики, химии, географии, биологии, учебные слесарные и столярные мастерские, прекрасный физкультурный и еще два зала - Ленинский и самый большой конференц-зал - Сталинский.

Хорошо помню до сих пор наших замечательных преподавателей, в основном мужчин. Была в те годы и военная подготовка, ее вел военрук Палькевич. В школе были группы «самозащиты», в звеньях противовоздушной и противохимической обороны, связистов и санитаров «бойцами» были учащиеся старших классов. По учебному сигналу «Тревога!» все бойцы собирались в подвале школы, разбирали положенное имущество и обмундирование. Я был бойцом звена ПВО и ПВХО - противовоздушной и противохимической обороны, моим имуществом был противоипритный костюм - здоровый желтый комбинезон с капюшоном из толстой, чем-то пропитанной ткани, сапоги и, конечно, противогаз. Облачение во всю эту амуницию в кратчайшее время было одной из главных задач. Не важно, что при этом у кого-то «нос» противогазовой маски после команды «Газы!» оказывался где-то возле уха, важно, что маска надевалась в счи-таные секунды.

Свидетельством наших достижений тех лет служит сохранившаяся у меня копия приказа. Вот она:

НАРОДНОГО КОМИССАРА ПРОСВЕЩЕНИЯ РСФСР

ПРИКАЗ

Поделиться